Вполне закономерно, что из всех предвыборных предложений Владимира Путина наибольший энтузиазм сетевой общественности вызвала идея о списке из 100 книг, по которому следует изучать русский культурный канон. Предвыборные обещания забудутся, а вот списочек, может, и останется – и уж, по крайней мере, можно развлечь себя, выписывая столбиком самые любимые книги.
Автор этих строк не разделяет мнения, что национальная принадлежность сводится к культурной идентичности, что если прочитать и заучить всего Пушкина, то можно автоматически стать русским. Но верно обратное – без культурной подготовки, культурного развития личности ее национальная идентичность будет слабой, примитивной, обостряющейся исключительно в ситуации межнационального конфликта. Такая «необразованная» идентичность не может стать основой для творчества и творческого развития. Как следствие, мы живем, напичканные цитатами из Кафки, Толкиена, Буковски (ну или Джейн Остин, Саган и Мураками), а из отечественных авторов у нас в основном «сатирики» – Ильф и Петров да Довлатов, а из классики в голову лезет разве что Салтыков-Щедрин с его воспаленной ненавистью к исторической России. Такой нищебродский набор гарантирует и полуобразованному и образованному человеку, что он будет принимать нищету и убожество своего культурного багажа за нищету и убожество русской культуры, а это, в свою очередь, будет подталкивать его к тому, чтобы еще больше черпать только на Западе или Востоке и становиться еще большим, не знающим ничего своего нищебродом.
Я тоже решил не оставаться в стороне от этого увлекательного начинания и составить свой список. Не из ста книг, а хотя бы из десяти. В сотню попадет немало того, что само собой разумеется и на чем оригиналом и тонким знатоком не покажешься. Понятно, что должны быть «Слово о полку Игореве» и «Житие протопопа Аввакума», «Капитанская дочка» и «Тарас Бульба» (главное, чтобы его из соображений политкорректности не вытеснили учебником по коррупции – «Ревизором»), разумеется, романы Достоевского и «Дневник писателя», а не только «Преступление», и, разумеется, «Севастопольские рассказы» и «Анна Каренина» наряду с «Войной и миром». Разумеется, если составители будут минимально компетентны, то в список попадут и «История государства Российского» Карамзина и его же «Записка о древней и новой России», и «Поэтические воззрения славян на природу» А.Н. Афанасьева. Разумеется, будут идти споры о ХХ веке, и, разумеется, закончатся они тем, что президент велит добавить побольше Солженицына.
В мою «десятку» попали произведения, которые отличают следующие тактико-технические характеристики: 1) они не придут на ум большинству составителей первыми; 2) совсем не обязательно являются литературными произведениями – в большинстве западных списков «влиятельнейших книг» столетия или тысячелетия литература и особенно поэзия занимают скромное место, уступая произведениям ученых, историков, публицистов, богословов, философов, и даже математиков или биологов; 3) на мой взгляд, действительно позволяют узнать нечто важное о русском народе, русской культуре, русской истории, России, то есть способствуют формированию культурной идентичности.
1. Энгельгардт А.Н. «Из деревни» (1872–1887)
Несомненный фаворит нашего списка – лучшая книга о России, русской деревне, русском народе, которую я когда-либо читал. Петербургский профессор-химик из дворянской фамилии швейцарского происхождения Александр Николаевич Энгельгардт никогда не планировал заниматься сельским хозяйством. Однако арестовавшая его за участие в протестной активности полиция предложила простой выбор: на запад, в родовое село Батищево в Смоленской губернии или далеко на Восток. Энгельгардт предсказуемо выбрал деревню. Создал образцовое льноводческое хозяйство, стал пионером в деле внесения в землю фосфатных удобрений. А главное – тщательно и с умом настоящего ученого описывал все подробности жизни простого русского мужика – чем питается, как одевается, когда напивается, когда дерется, как разыскивает воров, когда и почему хочет работать, а когда не хочет. В противоположность славянофилам, романтизирующим каждую черту крестьянского быта, и либералам, стремящимся исправить его на немецкий манер, используя в качестве инструмента сапог и кулак урядника, Энгельгардт – настоящий народник. Он живет с мужиками одной жизнью, радуется одним радостям и пытается убедить в своих письмах просвещенную петербургскую публику: «Мужик сер, да не черт его ум съел». Жизнь простого русского человека устроена разумно, и ему просто надо дать подняться из нищеты и ограбления богачами и государством, а не «улучшать» ее насильственным вторжением этого государства. Короче, если вы не читали «Из деревни», то можно сказать, что вы ничего о России, особенно о крестьянской России прошлого, не знаете.
2. «Домострой» (XVI век)
Самая оклеветанная книга на русском языке. Последнее прибежище нерадивых невест и эмигрантов-русофобов: «Когда в Италии был Ренессанс, русские писали книги о том, как правильно бить жену». Ренессанс был, к примеру, и в России – одновременно с Италией, и даже делался одними и теми же архитекторами. И в Италии и прочих просвещенных странах трактатов о битии жен был предостаточно. Но вот только «Домострой» не об этом. Это трактат о рачительном хозяйстве и накоплении, то есть о том, с чем в России и впрямь всегда была беда – тут тебе и мор, и глад, и огонь, и меч, и нашествие иноплеменных, и междоусобная брань, не успеешь оглянуться, как на месте боярского каменного дома с садом – пепелище да пни. То ли татары пожгли, то ли государевы опричники порезвились. Все в «Домострое» подчинено этой идее – накопить по максимуму, не потратить ничего лишнего, не допустить никакой дыры в бюджете. Достаточно посмотреть названия разделов: «16. Как мужу с женой советоваться о том, что ключнику наказать о столовом обиходе, о кухне и о пекарне; 36. Как сохранить порядок домашний и что делать, если придется у людей чего попросить или людям свое дать; 47. О прибыли от запасенного впрок; 54. Как все сохранять в погребе, на леднике и на погребнице». Муж и жена «Домостроя» – это отнюдь не любовники, решившие для порядка проштамповать паспорта. Это команда менеджеров, от которых зависит, прогорит их «фирма» еще на их старости или же продолжится на десятилетия и столетия. По сути, это увлекательный трактат о том, как жить по средствам и накопить что-то для потомков.
3. Данилевский Н.Я. «Россия и Европа» (1871 г.)
После того как христианские державы Европы дружно вступились за мусульманскую Турцию и изрядно потрепали христианскую Россию в Крымской войне 1853–1855 гг., не дав России окончательно разрешить «восточный вопрос», русская публика нуждалась в разъяснении – как такое могло случиться? Почему наши братья-европейцы нас предали, поддержав совсем даже не братьев? Канцлер Горчаков ответил на это знаменитым циркуляром «Россия сосредотачивается», а выдающийся русский ихтиолог и палеонтолог Николай Яковлевич Данилевский переквалифицировался в социального философа и написал «Россию и Европу». Эта книга до сих пор остается непревзойденной классикой политической науки. «Культурно-исторические типы» Данилевского затем превратились в «культуры» Шпенглера и «цивилизации» Тойнби, положив начало цивилизационному подходу. «Всеславянский союз», обещанный им, был реализован тов. Сталиным, правда в странной форме «советского блока» после Второй мировой войны. Данилевский предсказал появление общего закона химии... и одновременно с выходом его книги Менделеев нарисовал свою таблицу. Многие пророчества Данилевского еще ждут своего сбывания.
4. «Поучение Владимира Мономаха» (XI в.)
«История великих русских книг в ХХ веке – это, за редким исключением, история запрета, ареста, изгнания, расстрела, написания в тюрьме, чудесного избежания тюрьмы»
Внук Ярослава Мудрого и византийского императора Константина Мономаха, зять последнего англосаксонского короля Гаральда, погибшего в сражении с Вильгельмом Завоевателем, Владимир Мономах может быть по праву назван первым русским блогером. Он шаг за шагом, иногда с лапидарностью Твиттера, описал свою жизнь и свои «пути», которыми он исколесил всю Русь и Восточную Европу, свои радости и горести, перемежая эти рассказы весьма здравыми советами сыновьям о том, как править, как воевать и как быть в миру добрым христианином. Средневековый государь – это обязательно охотник, и с особым пристрастием князь описывает свои «ловы»: «А вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул, и Бог сохранил меня невредимым». С долей юмора можно сказать, что именно у Мономаха Цукерберг позаимствовал идею «Фейсбука». «Дивимся и этому чуду – как разнообразны облики человеческих лиц; если и весь мир собрать, не у всех один облик, но каждый имеет свой облик лица по Божией мудрости» – филологи до сих пор не могут найти «первоисточник», откуда князь «списал» эту фразу – скорее всего, придумал сам.
5. Щербатов М.М. «О повреждении нравов в России» (XVIII в.)
История русской публицистики насчитывает не одну сотню лет, начиная с посланий старца Филофея о «Третьем Риме» и еретика Федора Курицына о позитивном опыте мутьянского товарища Влада Цепеша-Дракулы. Но мало в ней найдется документов столь сочных, как памфлет отца русского консерватизма Михайлы Михайловича Щербатова. Представитель древнего княжеского рода, оказавшийся в эпоху екатерининских нуворишей не у дел, первый в России историк, давший собственное изложение событий от древности до 1610 года, Щербатов положил начало тайной русской публицистике, книгам, которые писались для себя, в стол, и обнародовались лишь после смерти автора. Сочинение «О повреждении нравов» – горький плач над старой боярской Русью, в которой были и добропорядочность, и добронравие, и здравый смысл, и твердость хребта даже перед монаршей волей и недоставало только светского лоска да просвещения, которые, однако ж, были куплены Петром I слишком дорогой ценой нравственного повреждения. В своей критике и системы и конкретных монархов Щербатов заходит так далеко, что, попади его трактат в руки Матушки Екатерины, он бы был обезглавлен и назван «бунтовщиком хуже Пугачева и Радищева». Всего, как подсчитали исследователи, в «Повреждении нравов» насчитывается 75 раскрытых через исторические анекдоты, едкие характеристики и иронические сентенции «неудовольствий» сложившимся в империи режимом.
6. «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков» (1789–1816 гг.)
Одни из самых замечательных русских мемуаров почти никто и никогда не видел полностью. Андрей Тимофеевич Болотов описал свою жизнь от самого рождения и до восьмого десятка лет с такой изумительной подробностью, что на издание книги полностью решились лишь один раз – в XIX веке. С тех пор книгоиздатели дают только трехтомную выжимку, сделанную в советское время – почти половина её посвящена службе автора в годы Семилетней Войны, когда Кенигсберг впервые стал русским (подпоручик Болотов служил при канцелярии русского губернатора Восточной Пруссии), а другая половина посвящена жизни автора после отставки, когда он семь десятилетий жил в деревне почти безвыездно, занимаясь любимым сельским хозяйством. В этом подробнейшем рассказе о жизни помещичьей деревни второй половины XVIII века не обойдена, кажется, ни одна деталь. Сельская жизнь описана здесь не просто глазами просвещенного помещика. Это глаза первого русского агронома, стоявшего на передовом крае земледельческой науки своей эпохи и успешно пропагандировавшего ее среди русских сельских хозяев. Если о какой-то книге и можно впрямь сказать «энциклопедия русской жизни», то уж, конечно, это записки Болотова. Написаны они с притворно простодушным юмором прекрасного знатока современной ему литературы и уж, конечно, сентименталистской прозы. Будь Болотов не бытописателем, а художником – не миновать бы ему славы «русского Стерна».
7. Лосев А.Ф. «Диалектика мифа»
История великих русских книг в ХХ веке – это, за редким исключением, история запрета, ареста, изгнания, расстрела, написания в тюрьме, чудесного избежания тюрьмы. Алексей Федорович Лосев со своей «Диалектикой мифа» стоит в этом печальном ряду одним из первых. В 1930 году молодой, но уже напечатавший полдюжины книг по античной философии автор решил выступить с изложением своего мировоззрения: «Миф не есть фикция. Миф – это чудо. Миф – это развернутое магическое имя». Изящные диалектические рассуждения чередовались с ехидными замечаниями в адрес советской власти, официальных «красных философов», рассуждениями о красоте монашества (к тому времени Лосев и его жена уже приняли тайный постриг). Советские пропагандисты говорят, что Бог – это миф, а мы ответим им, что миф – это Истина, – таков был главный философский посыл Лосева, подкрепленный увлекательностью изложения. После того как Лосев в обход цензуры вставил в книгу параграфы с выразительными названиями: «Понятие ангела», «Диалектика бесплотных сил», а также пассажи типа: «Марксизм есть типичнейший иудаизм, переработанный возрожденческими методами, и то, что все основатели и главная масса продолжателей марксизма есть евреи, может только подтвердить это», терпение Софьи Власьевны закончилось. 18 апреля 1930 года был арестован ОГПУ и отправился на два года строить Беломорканал, где совершенно ослеп. Последующие его труды, включая монументальную восьмитомную «Историю античной эстетики», он уже не писал, а диктовал. Верить ли в ангелов и считать ли марксизм иудаизмом – воля каждого. Но то, что русской философии ХХ века без Лосева и «Диалектики мифа» просто нет, – это факт.
8. Кондратьев Н.Д. Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения (1922–1929)
В том же 1930 году был арестован ОГПУ еще один русский ученый (их, впрочем, вообще было много арестовано в этом году, который может быть признан годом геноцида настоящей русской интеллигенции) – Николай Дмитриевич Кондратьев, экономист, перевернувший мировую науку своей теорией больших экономических циклов. В 1938 году его расстреляли. Работы Кондратьева – это и по сей день самый крупный вклад русских ученых в мировую экономическую мысль. Пересчитав десятки различных экономических показателей, Кондратьев пришел к выводу, что раз в 50 лет мировая экономика делает полный круг. Сперва подъем экономики, становление нового экономического уклада, а затем стагнация, острые экономические и военные кризисы, вызываемые тем, что структура общества не соответствует новой структуре экономики, «...войны и революции возникают на почве реальных, и прежде всего экономических условий... на почве повышения темпа и напряжения конъюнктуры экономической жизни, обострения экономической конкуренции за рынки и сырье... Социальные потрясения возникают легче всего именно в период бурного натиска новых экономических сил». Сейчас мы вместе с мировым экономическим кризисом находимся на последнем отрезке понижательной фазы очередного Кондратьевского цикла. С 2018 года обещают, что станет если не легче, то веселее, должна начаться повышательная волна нового цикла.
9. Солоневич И.Л. «Россия в концлагере» (1936)
Эта тюремная книга отличается от двух предыдущих. Она была не причиной «посадки», а её следствием. В 1934 году братья Иван и Борис Солоневичи и сын Ивана Юрий сумели бежать из лагерей в Карелии и уйти в Финляндию. Для Ивана Лукьяновича началась двадцатилетняя карьера выдающегося публициста, автора трактата «Народная монархия». Но для начала он решил описать свои лагерные приключения – еще не было Солженицына, Шаламова, не было канона трагической лагерной прозы, навевающей на современника порой уныние и безнадежность, и проза Солоневича кажется совершенно «нелагерной». Это увлекательная, драматичная, полная диалогов книга о сильном русском человеке в чрезвычайных обстоятельствах. Он ненавидит всей душой эту власть, которая лишила и его, и его народ свободы и достатка. И готов пойти на все, лишь бы вернуть свободу хотя бы себе – дурачит начальство, притворяется спортсменом-ударником и за счет этого получает послабления в режиме. И одновременно ведет горячие споры с другими заключенными – о выдуманной большевиками украинской национальности, о клевете на старую Россию в риторике советских вождей. Книга полна веселого оптимистического патриотизма и веры в собственные силы – видно, что она, в отличие от более поздней лагерной прозы, написана человеком, который никогда не отождествлял Родину и «режим» и всегда ставил первую выше второго.
10. Попель Н.К. «Танки повернули на запад», «Впереди – Берлин!» (1959, 1960)
Большинство генеральских и маршальских мемуаров о Великой Отечественной войне диктовались литературным секретарям. Большинству генералов и маршалов не повезло с литературными секретарями. А вот Николаю Кирилловичу Попелю, генерал-лейтенанту танковых войск, члену военного совета (то есть, говоря по старому, – политкомиссару) Первой танковой армии, командиром которой был легендарный Михаил Катуков, повезло. Литератор Эмиль Кардин превратил генеральские мемуары в увлекательную книгу, полную остроты, внезапных детективных поворотов, живых людей, романтических историй, которым находилось место и на войне, едких характеристик нерадивых подчиненных и похвал героизму солдат и офицеров. Изобилующая, как и все мемуары, мелкими неточностями книга, однако, читается на одном дыхании и дает по-настоящему стереоскопичную картину войны. Картину самых ярких страниц истории войны, ведь Первая танковая была мечом советского командования, который применяли только на направлении главного удара. Начинается дело подо Ржевом и на Курской Дуге, а заканчивается предсказуемо боями за Берлин. Почему авторы российских сериалов до сих пор сочиняют копеечные позорные истории про «штрафбаты» вместо того, чтобы адаптировать к киноэкрану эту великолепную книгу, мне искренне непонятно.
Нравится
0 comments:
Отправить комментарий