Смогут ли российские интеллектуалы отказаться от кремлевских «пряников» в массовом порядке. И что еще должна сделать власть, чтобы служить ей стало совсем неприлично.
Опыт «бархатных революций» Восточной Европы позволяет сформулировать еще одну аксиому: прорыв к свободе может быть бескровным, лишь если интеллигенции удается сохранить в обществе не только роль морального арбитра, но и способность к формированию повестки дня.
Если эти аксиомы верны, то будущее России печально.
Понять, какую роль прослойка, профессия которой — думать, играет сегодня в России, не составляет труда. Нужно взглянуть на механизм, который обеспечивает выживание российской системы. Этот механизм на удивление прост и пока эффективен в осуществлении интересов власти. Российской правящей корпорации удается сохранять систему, давно пережившую свое время, благодаря игре в противоположности. Эта игра позволяет системе менять окраску и имитировать движение в разных направлениях. Фокус в следующем: нужно одновременно апеллировать к разным слоям, нейтрализовывая их недовольство, и создавать видимость развития, в то время как стоишь на месте. С одной стороны, Кремль подкармливает националистическую волну, с другой — не забывает о подпитке имперских настроений. С одной — власть пропагандирует антизападничество для внутреннего пользования, с другой — обнимается с западными лидерами, а кое с кем имеет свой частный бизнес. С одной стороны, власть не скрывает своей антилиберальной сущности, с другой — опирается на «системный либерализм», т.е. на либеральную риторику и людей, которые позиционируют себя как либералы. И здесь — внимание: это балансирование на канате было бы невозможным без участия самых разных групп «думающего» сословия — от националистов до империалистов, от левых до правых. Все они с разной степенью воображения имитируют свои проекты, облегчая жизнь системы-хамелеона.
Власти пока удается сочетать антизападничество и «перезагрузку» с Западом. Но и здесь накапливаются проблемы. Постоянно подпитываемое телевидением и национальным лидером антизападничество, и прежде всего антиамериканизм, стало способом самовыражения нового поколения. Хоккеисты молодежной сборной, матом костерившие американцев и своих канадских соперников в Баффало, выражали то, что ощущают многие россияне в отношении Запада, и то, как они разрешают свои комплексы. Рано или поздно антизападничество, ставшее для части россиян национальной идеей, заставит общество обратить внимание на космополитизм правящего класса, ставшего частью западного мира.
А вот третья опора системы — «системный либерализм» — уже зашаталась. Если эта опора рухнет, тогда и начнется обвал всей конструкции. Ведь только включенность людей, позиционирующих себя как либералов, в обслуживание власти позволяет и власти, и системе в целом выглядеть цивилизованно. Только имитация либерализма позволяет классу рантье лично интегрироваться в западное общество. «Системный либерализм» включает разные уровни поддержки власти: либералы в исполнительных органах, участие либерально мыслящих либо либерально выглядящих людей в Общественной палате, в Совете по правам человека при президенте и различных советах при других органах власти либо правоохранительных структурах, либералы в «телеящике». Вот далеко не полный перечень проявлений прирученного либерализма, который с успехом конкурирует с ручными национализмом, империализмом и коммунизмом.
Все группы интеллигенции от «государственников» до левых (от Проханова до Зюганова) строят «потемкинские деревни». Но основную нагрузку в поддержке статус-кво несут системные либералы. Потому что именно они дискредитируют единственно возможный выход из российского единовластия.
Почему российские интеллектуалы идут в услужение власти? Для некоторых конформизм по традиции является формой жизни, и они им даже бравируют. Символом конформизма как жизненного кредо стал Никита Михалков. Страх маргинализации и потери комфорта жизни заставил других (и таких большинство) выбрать молчаливый конформизм, который они неуклюже пытаются скрыть под осторожным брюзжанием. Для третьих сотрудничество с властью основано на вере в «реформы сверху», в результативность «малых дел», в надежде на реформаторство Медведева либо, напротив, в способность Путина укрепить государство. Но можно ли надеяться на реформы «сверху» после двадцати лет их отсутствия? Сколько «добрых дел» сделала власть под влиянием интеллектуалов при власти? Как можно верить в либерализм Медведева после репрессивного поворота его президентства? И разве не при Путине Россия начала терять Северный Кавказ?
Между тем Россия вступает в новый избирательный цикл. В ситуации, когда система исчерпывает средства выживания, можно лишь ожидать ужесточения режима, не собирающегося покидать сцену. Это оставляет интеллектуалам «при власти» лишь один вид конформизма — михалковский, не претендующий на сохранение достоинства.
Раздражение в среде конформистов выбором, который сделали Шевчук, Улицкая, Акунин, Прилепин, Фатеева, Ахеджакова, Угаров и его «Театр.doc» и драматурги, объединившиеся вокруг него, вполне понятно. Ведь эти люди, выйдя в антисистемное поле, заставили оставшихся «там» чувствовать себя неуютно, возможно, и отвратительно. Ведь у многих «там» сохранилось, пусть на уровне атавизма, ощущение репутационного ущерба. Об этом свидетельствует стыдливое письмо президенту представителей «системного» рока, подписанное Гребенщиковым, Макаревичем, Скляром, Кинчевым и Шахриным, с просьбой «справедливо разобраться» с Ходорковским и Лебедевым. Видно, все-таки что-то у них там скребет внутри…
Означает ли тот факт, что коль скоро с этой системой и с этой властью все стало ясно, интеллигентское сословие решится снять с себя лакейский сюртук? Выйдут ли приличные люди из многочисленных загончиков при власти? Причем все вместе и окончательно? Откажутся ли они от участия в фарсах на телевидении, где из них делают шутов? Пока мы видим признаки иного движения, во всяком случае, среди системных либералов. «Зазор между дуумвирами расширяется», — убеждает нас популярный комментатор. «К заявлениям Медведева стоит отнестись серьезно», — призывает другой. «Главным остается вопрос, какое место видит для себя Медведев после 2012 года», — надеется третий. «Важно уметь пользоваться процессуальными возможностями (!)» — убеждает четвертый.
Другие собираются жаловаться президенту на власть и ее правоохранительные органы. И все они ищут обоснование, почему им нужно дружить с властью. «Чтобы влиять на власть», — говорят одни. Как будто они на нее влияют. «Чтобы информировать власть», — говорят другие. Как будто власть не знает, что происходит вокруг. Есть и новый аргумент: «Мне власть не нравится. Но оппозиция тоже». Что мешает создавать оппозицию, которая понравится?
Интересно, что еще должна сделать власть, чтобы убедить коллег, что дальше служить имитацией неприлично? Правда, власть далеко не глупа. Она пытается не перебарщивать с насилием. Обращу ваше внимание на любопытный феномен: логика системы ведет к ужесточению режима; но логика выживания правящего класса требует сохранения пристойного лица, без чего лично интегрироваться «в Запад» невозможно. Поэтому демонстрация кнута не мешает помахиванию «пряником». Власть продолжит приглашать «на чай» с лидерами тщательно отобранных интеллектуалов (но больше никаких Шевчуков!). А избранные будут преданно и с восторгом ловить взгляд лидера, как это продемонстрировал нам Ярмольник. Либо с обожанием восклицать: «Вы хороший мужик!», как это сделала великая актриса, встретившись с «национальным лидером» (и великие, увы, оказываются слабы, оказываясь рядом с властью). Объятия власти с избранными будут лишь только подчеркивать репрессивную тенденцию — и чем жестче будет кнут в отношении нелояльных, тем больше «пряников» власть будет предлагать лояльным. Боюсь, что немало последних с радостью воспримут подмигивание власти как индульгенцию и как повод остаться в тени власти. Впрочем, может быть, я ошибаюсь?
В 80-е годы в Польше сотрудничать с режимом для интеллигенции означало потерю чести — полностью и бесповоротно. Польский режиссер Кшиштоф Занусси рассказывал: «Наши актеры бойкотировали государственное телевидение. Мы не давали интервью официальным СМИ. А люди, которые встречали известных интеллектуалов на улице, говорили: «Спасибо, что вас нет на телевидении». Вот почему польская интеллигенция сохранила в глазах населения роль морального арбитра, что облегчило бескровный ход трансформации: арбитр сдерживал разрушительные эмоции.
Как вы думаете, смогут ли российские интеллектуалы отказаться от кремлевских «пряников» в массовом порядке? Кто из них откажется «от чая» с лидером? Скажут ли они «нет», когда их будут приглашать на телевизионные клинчи и ток-шоу? Откажутся ли от орденов и премий, которые рассматриваются властью как плата за лояльность? И когда это будут делать одиночки, последуют ли за ними остальные?
Феномен интеллигенции «при власти» имеет два последствия. Во-первых, в обществе самоликвидируется сила, призвание которой в том, чтобы сохранять моральное и этическое измерение. Никакая другая прослойка — ни бизнес, ни технократы, ни менеджеры в этом качестве интеллигенцию не заменят. Во-вторых, сужается возможность для деятельности по проектированию выхода из нынешней системы. Пока нет признаков, что другие социальные группы способны этим заняться. В скобках замечу: интеллектуалы, как правило, плохие управленцы и не в этом их функция. Но без них невозможен общественный прорыв.
У нас же интеллигенции сломали позвоночник. Власть ее слишком долго насиловала, причем при добровольном согласии многих ее представителей. Может ли задавленное и затравленное «думающее сообщество» попытаться сыграть ту роль, которую сыграли интеллектуалы в других странах? Думаю, что по крайней мере оно сможет возродить понятие «репутация» и вернуть в обиход понятие «стыд». В России уже есть критическая масса антисистемных интеллектуалов, способных это сделать. Как именно? Это уже вопрос для обсуждения.
Нравится
0 comments:
Отправить комментарий