В Женеве как-то раз искали Бога.
На это денег выделили много.
И в европейской маленькой стране
коллайдер прокопали в глубине,
потратив целых десять миллиардов.
Назначили в газетах дату старта,
надели посерьезнее очки
и принялись в тоннель кидать пучки,
чтоб в налетевшем облаке озона
учуять появление бозона.
И эту всю научную фигню
я вам сейчас на пальцах объясню.
Известно со времен начальных классов,
что в мире у всего бывает масса:
у женщин, мужиков, бараньих туш,
у огурцов, капусты, яблок, груш.
У президента масса, и у бляди,
и у ручной, и у багажной клади —
присутствует у всякого предмета.
Но хрен поймешь, чего такое это.
Возьми и взвесь простой обычный атом.
Увидишь — нету массы ни хера там.
Там шариков бессмысленных притон —
какой-то, прости господи, протон,
какие-то нейтроны, позитроны,
над ними сверху вьются электроны —
как мухи у помойного ведра.
Да только массы нету ни хера.
Рисует физик графики и руны.
В уме своем перебирает струны
десятимерных сплющенных гитар.
Дежурит в коридоре санитар.
Волнуется жена и репортеры.
Все понимают — наконец-то скоро
подарит людям физика ответ,
которого пока в природе нет.
От нобелевских денег пухнет касса.
Все ждут ответа — что такое масса?
Откуда родом? Где она живет?
Что заставляет падать бутерброд
из верхней точки маслом на планету?
А вдруг и правда этой массы нету?
А вдруг не существует масса та?
А существует только пустота,
и мир Вселенной — что-то типа глюка?
Над этим и работает наука.
У физиков причина есть метаться.
Лежат в архивах тонны диссертаций,
таблицы, схемы, слайды, чертежи.
И это всё, кому ни покажи, —
свидетельство проделанной работы.
Без устали проводятся расчеты,
кипят в пробирках марганец и бор,
трясет своими стрелками прибор,
и мир описан формулой почти.
И кажется — возьми ее, прочти,
и сразу в мире станет все понятно:
зачем и почему на Солнце пятна,
с чего такая мокрая вода,
куда говно сливают города,
почем на бирже завтра будет нал,
кто выиграет кубок и финал,
где в феврале увидит тень сурок,
и кто в России на четвертый срок
из кандидатов избран будет в марте,
и как волшебно в этот раз по карте
и равномерно лягут голоса.
И прочие мирские чудеса.
Все в формуле готово, лишь осталось —
прийти и дописать совсем уж малось:
засунуть в паззл последнее звено —
насчет проклятой массы. Но оно —
по-прежнему непостижимый «икс».
И вот однажды физик Питер Хиггс сказал,
что есть бозон — частица Бога.
Которая в режиме диалога
отныне всё нам рассказать должна,
как только обнаружим, где она.
Как только нам откроется частица —
сама собой напишется страница
всех умных диссертаций и работ,
избавив всех ученых от забот,
трудов, метаний, поисков и стресса.
Банкеты, бабу и бабло Конгресса
получит каждый физик за труды.
Жизнь, полная покоя и еды,
в науке утвердится с этих пор.
Теперь уже любой научный спор
решит чудесно выявленный Бог.
Не будет неисхоженных дорог,
исчезнет неисследованный край,
и физика пойдет на отдых в Рай.
И столько в этом виделось резона,
что физики на поиски бозона
истратили бюджет на двадцать лет.
В итоге оказалось — Бога нет.
Не даст, не озарит, не сохранит.
Как прежде физик будет грызть гранит
и биться лбом о запертый порог.
И тяжкий груз раздумий и тревог
нести, взвалив на хрупкое плечо.
У физиков теперь как в жизни, чо.
0 comments:
Отправить комментарий